— Я заметила у тебя мама почти на всех финалах в зале. Я в Суздале её видела, в Екатеринбурге, мне кажется, она и в Москве, по-моему, тоже была. Такая поддержка – это супер.
— Я в семье одна девочка, у меня от первого брака у папы есть сын, от первого брака у мамы тоже есть сын, я самая младшая, девочка, которую очень ждали. Мама с детства, понятное дело если ребёнок чем-то горит, на все мои игры приходила, то есть, не было такого, что бы она пропустила какую-то игру, они с папой всегда приходили. Я даже помню, у нас в первые года в «Ваське»: у меня пришла мама, тётя, папа, бабушка, брат с женой, дедушка, в тот момент, я чувствовала ужасный стыд, мне было так некомфортно. Я же ребёнок, я же крутая, какие родители на игре. Они что-то орали, мама: «Давай, давай», а я смотрю в их сторону: «Мама, тихо». Даже сейчас, она когда на играх, я ей говорю: «Мама, молчи или я на тебя на ору, не надо». Я и так чувствую её поддержку, она такая же эмоциональная как я, я это понимаю, но в игре это абсолютно мешает, а если она ещё кому-то говорить что-то начнёт, я говорю: «Мам, ты знаешь, я могу и сама разобраться, не надо лезть» (Смеётся). Когда я уехала в Москву маме было так непривычно, что меня не видно, что она не смотрит как я играю, все трансляции она смотрела, они даже приезжали в Москву, смотрели мои игры. Но когда я приехала в Питер, мне было так некомфортно, ходит пару мамочек и моя мама, думаю, что она ходит, все родители работают спокойно. А сейчас смотрю. и понимаю: круто, моя мама ходит, болеет, 15 лет прошло она до сих пор на игры ходит с папой, но папа иногда переживает, говорит: «Я не могу смотреть в живую, я посижу в машине, посмотрю трансляцию, ещё и с твоей мамой сидеть». Я думаю: «Она вообще-то твоя жена» (Смеётся). Поэтому мама так соскучилась по “живой” игре, что она в Питере до сих пор ходит на все мои игры. Иногда говорю ей: «Не надо приходить, бессмысленно, будешь одна сидеть хлопать». Так что родители у меня тоже горят баскетболом, особенно на то, что в Питере, они приходят. В Суздаль я её отговаривала, говорила: «Ну что вы поедете, как вам добираться, как вам там быть». На самый первый финал в Суздале они не поехали изначально, но, когда мы выиграли в полуфинале, они взяли билеты и приехали на один день, на финал. В общем, на все игры мои они приезжают, болеют, так что такая, можно сказать, баскетбольная семья. Поддержка близких, родных важна, у меня даже племянники, хоть им и не особо интересно, с трансляций фоточки делают, присылают, в любом случае это очень круто. Даже как-то племянник рассказывает в школе, что я в сборке была, и из пушки стреляла, в общем, говорит, что у него крутая спортсменка тётя.
— У тебя мама прям следит за баскетболом, она уже понимает, где кто лидер, сильный, а кто слабенькие, кто как играет? Разбирается или она больше эмоционально на всё смотрит?
— Девочек из чужих команд она чаще всего не смотрит, но все новости, я ещё не успела прочитать новость, когда у нас финал, в АСБ уже выложили, мне уже звонит мама: «Почему ты мне не сказала, я собираюсь ехать». Я ей говорю: «Мам, я ещё не знаю, когда у нас игры». У меня такой бешенный график, я не могу сказать допустим: «Мам, в субботу игра», она скажет: «А что ты заранее не сказала?», а я думаю, а как, я сама только узнала. Допустим у нас игра с ГУТИДом и она мне говорит: «Да я уже с Михаилом Юрьевичем [Калининым] поговорила, у вас через неделю игра с тем-то, с тем-то. Я говорю: «Спасибо». Потом она спрашивает, когда мы уезжаем, я говорю: «Мам, я не знаю». Она: «Я уже узнала, вы такого-то числа уезжаете». То есть, большую часть какой-то информации иногда мама мне докладывает (Смеётся), она в курсе всех событий.
— Это очень классно! Мне кажется, из таких мам, кто на всех играх и переживает так, есть ещё мама Вячеслава Цветкова и, наверное, из «Медведей» мама Кристины Курочной раньше.
— Да, мне тётя Наташа иногда говорит: «Так, ты чего там с мамой поругалась».
Я ей: «Тёть Наташ, ну как, у меня игра она там что-то говорит».
То есть, папа у меня такой более спокойный, он, наверное, все эмоции проживает внутри, как мужчина, тоже очень переживает, но такой тихий, скажет: «Насть, ты молодец». И мама начинает: «Ты там то не сделала, ты там сё, но ты молодец, молодец». Я говорю: «Мам, ты человек, который вообще не шарит в баскетболе, давай-ка тут не надо» (Смеётся). Но в целом, у нас всегда спокойно всё проходит, я каждый раз слушаю и думаю, ладно, маме тоже надо выговориться, она тоже переживала, нервничала. Это же не я, которая играю, всегда со скамейки тяжелее наблюдать, болеть за свою команду.
— Когда ты играешь, чувствуешь, что мама в зале, слышишь, как она кричит?
— Я, конечно, ей запрещаю (Смеётся), но она там хлопает, что-то кричит. Я вижу, как она заходит в зал, тётя тоже постоянно ходит на игры, когда может, бабушка тоже, всегда её зову. Я с бабушкой общаюсь, мама с бабушкой тоже, докладывает ей обо всём. Она мне потом говорит: «Я не понимаю, как ты в таком сумасшедшем графике живёшь, вообще не понимаю, а как там с Костей дела, ой, а я видела ты там трёшку “положила”, ой ладно я занята, не могу говорить, давай пока». Я думаю: «Боже мой» (Смеётся). Мне кажется, они всё знают лучше, чем я, всё раньше узнают, поэтому очень приятно, когда тем более бабушка, в своём возрасте, ещё может прийти на игры, поболеть. В детстве это казалось «фу, стрёмно, родители», а сейчас думаю, как круто, что у меня ещё бабушка видит, как я играю.
— Это очень клёво. Ты сказала про Москву, что тебя это закалило и тебе было плевать, что о тебе думают другие. Я наблюдаю за твоей карьерой ещё со времен РАНХИГСа и складывается полное ощущение со стороны, что тебе в самом деле плевать, что о тебе подумают. Это реально так?
— На самом деле, может первое время после Москвы я переживала. Всё равно внутренние ощущения есть, но они не зависят от взгляда других людей, они зависят от собственного взгляда на саму себя. Я сама себя ещё хуже, чем эти все хейтеры засираю и гноблю (Смеётся). То есть, больно что-то читать, слышать, но это у каждого спортсмена, это хорошо, что о тебе говорят хоть в хорошем ключе, хоть больше хейта, в любом случае людям на тебя не всё равно. Было бы стрёмно, если бы о тебе ничего не говорили, у меня такая политика: чёрный пиар - тоже пиар. Да, понятно, в какой-то мере он отрицательный, он тебе не полезен, понятно, что моя эмоциональность пару лет назад, она была выше, чем все остальные, со временем я стала спокойней и в какой-то мере, я считаю, что я потеряла ту “зажигалочку”, тот характер напористый. Сейчас уже возможно всё пошло на спад, есть и плюсы, и минусы, я не психую как раньше, но дайте мне только повод - я ухвачусь за него (Смеётся). А то, что было в РАНХИГСе, пофиг - коснёмся. Получается, я играла за 3х3, тренировалась и там, и там, у нас были тренировки в одно время. Я просто физически не успевала и было так, что я то с теми договорюсь, что меня не будет, то с другими. В тот момент все приходили в РАНХИГС, и все оставались, а мне хотелось развития, мне нравилась команда, потому что я уже второй год за неё играла как усиление, думала игровой опыт по студентам это круто. Я играю по первенству, пойду за универ ещё поиграю. Было круто, я топила за РАНХИГС, там Дэника Виноградова раньше играла, Маша Наумова, Ксюша Игнашина. Я знала, что у Ксюши хорошие отношения с Ромой (Роман Калабин – на тот момент главный тренер команды РАНХИГС – Ред.) в плане баскетбола и общения, смотрела и думала: «Как же это круто», пока я не стала уделять этому больше времени. Понятно, туда приходят люди, которые просто хотят играть в баскетбол, что у них нет каких-то глобальных целей и они просто хотят играть. Я уже тогда была лидером и мне хотелось, чтобы все играли, и чтобы тренировки были не такие, надо понимать, что это были студенты. В универе не было упора на спорт, это просто желание людей, которые там находятся. Всем не нравилось, что я что-то пропускала, а я приходила и думала, что мы хернёй маемся, мне это не нравилось, я хотела лучше, но не знала как, думала я же пришла, я в команде, надо быть с ней до конца, но это было до одного момента. У нас была игра в день нашего выезда с 3х3 в Москву, и это всё было настолько впритык, что мне надо было успеть, но я перед этим только приехала с выезда и не успела даже потренироваться. Причём я говорю Маше Наумовой: «Маш, что делать? Я переживаю, писать ли Роме, я пропустила тренировки», посыл такой, что я переживаю из-за того, что пропустила тренировки, но у меня была объективная причина, я ездила на выезд, а не просто заболела. До этого у меня были ситуации, когда я не ходила на тренировки, потому что был ковид и так далее, был такой моральный спад, что я даже подходила разговаривала на эту тему и вот видимо всё пошло по накатанной, что ко мне было такое отношение - «да она просто так пропускает». А я всегда топила за команду, мы против ГУТИДа, против «Сирен», я говорила: «Я в одной команде с вами, значит я за вас». И получилось так, что я пишу Маше, она мне отвечает: «не знаю, я написала Роме, он сказал - как хочешь». Я говорю: «Маш, мы же с тобой обсуждали, а не с кем-то». И думаю, Рома, наверное, разозлился: если уж писать, то надо было самой. С Машей мы, конечно, не поругались, но было неприятно, что у меня даже не спросили и уже написали. То есть, я тогда думаю, в РАНХИГСе эти 7-8 человек, замены нет, а мы играли по какой-то «Невской лиге» с какой-то не самой сильной командой, поняла, что я не могу подвести девочек, мне надо прийти. Я помню, мы с Сашей Васильевой сидим на банке, Рома со мной даже не поздоровался, пять человек играет, мы втроём сидим на замене. Я сижу и спрашиваю у Саши: «Сань, ну что меня выпустят, у меня вообще сегодня поезд, что мне делать?» Она говорит: «Да ладно, может выпустит, нас 7-8 человек, ты что, не переживай». Я просидела первую четверть, сижу уже вторую и понимаю, что он не собирается из-за принципа, детский поступок, меня выпускать. Во-первых, я не хотела подходить, потому что я понимаю, что он тренер и что я буду выпрашивать своё время. Во-вторых, я понимаю, что все знали, что у меня игра, что у меня выезд, что я потратила своё время ради вас всех и ради себя в том числе, конечно, это не была какая-то жертва, я просто хотела помочь своей команде. В итоге меня не выпускают, а у меня скоро поезд и я настолько в тот момент психанула, меня задолбали эти тренировки ни о чём, меня задолбало, что я чья-то собственность, что я кому-то чем-то обязана, хотя я и так делаю всё, что возможно в моих силах. В общем, я сижу вторую четверть и говорю: «Сань, меня не жди, я ухожу». Просто в тот момент меня звали во все команды, подумала, что я с таким рвением хотела помочь команде, чтобы мы выросли во что-то, но не получилось. Тогда думала, ладно, зашла в раздевалку, моя мама сидела на скамейке и не понимала почему меня не выпускают, помылась, сложила форму, написала девочкам: «Извините так и так, я ухожу и всё». Со многими я общалась, я знаю, что это не понравилось Ксюше Игнашиной, но мне никто слова не сказал, меня никто не звал обратно. Мне не было обидно, что меня никто не звал обратно, потому что я на следующий день как наглый игрок, пошла в ГУТИД и сказала: «Слушайте, я перехожу к вам» (Смеётся). Меня перевели и, то есть, второй курс колледжа я уже училась в ГУТИДе.
— У тебя есть своя цель и ты к ней идёшь, несмотря на мнение окружающих?
— Даже когда я пришла в ГУТИД, да, я немного переживала, потому что с ГУТИДом мы всегда “дрались”. Понятно, что у меня там знакомые: Крис, Маша и Даная, но когда я пришла девочки сказали: «Блин, там Рыкова придёт». Может быть, я бы так же отреагировала на саму себя, но мне в тот момент было так всё равно, потому что, когда я пришла на игру, все сказали: «К нам что, переходит Рыкова, полный пипец» (Смеётся), «Она будет с нами в команде?» Я помню, Кристина и Даная в раздевалке сказали: «Да что вы, она же с нами в команде, не нас бить будет» (Смеётся). То есть, настрой был пофигистический в каком-то плане, потому что я пришла и была лидирующим игроком сразу же, конечно, это не многим понравилось. У меня были психи, сейчас я это признаю, но на тот момент мне казалось, что это не так. В общем, были какие-то амбиции, которые никак не могли реализоваться, тем более с таким переходом громким. Первый год было тяжеловато, я психовала, в команде было не всё идеально, то есть, мы сами между собой общались нормально, но на площадке был негатив, именно от меня. Сейчас, мне кажется, этого негатива нет, мы все друг другу что-то подсказываем, к нам вот перешли «Сирены». Три года в ГУТИДе — это такое же клёвое время, как и в «Невской». Мы прям друг за друга, понятно, где-то есть какие-то психи, но это всё так решаемо, всё обговаривается, многие сказали, что я за это время стала спокойной, даже новенькие, когда приходят, они слушают, ты, наоборот, хочешь им дать что-то полезное. Мы знаем, что мы скоро уйдём и поэтому это всё в таком ключе, что хочется, чтобы они тоже заиграли, а не так что: «Да ты не выйдешь на площадку». У нас такой сильный коллектив, что по факту я могу на банке сидеть, кто-то ещё может сидеть, настолько все взаимозаменяемые, что нет агрессии на тему того, что не попадёшь в состав. Понятно, что кто-то расстраивается, но в любом случае круто, что ты не играешь по сорок минут, не убиваешь своё здоровье, что есть другие люди, которые также тебя заменят, ты кого-то заменишь, это большой плюс, что есть такая команда, может быть раньше я отреагировала бы по-другому, а сейчас наоборот, думаю: «Фух, класс, у меня есть замена, не надо гонять сорок минут, когда ты устаёшь, задыхаешься». Так что у нас достаточно дружный коллектив, мы все близко общаемся, в первый год был негатив, сейчас уже я к ним под привыкла, они ко мне тоже. Первый год был таким “вкатывающим”, потому что им непривычно, пришла новенькая девочка и сразу же в старте, по 30 минут играет, всем было тяжело осознать, я ещё начала кому-то что-то говорить. Понятно, что это будет неприятно и всё, наверное, зависело не от того, что я говорила, а в какой форме я это говорила. Мы всю эту тему много раз с девочками мусолили, с Данаей общались о том, что мне надо быть поспокойней и за все эти года я успокоилась и у меня нет ни к кому претензий и надеюсь ни у кого нет ко мне претензий (Смеётся).